Я средний, незаметный педагог…
Баллада о театре
Адам и Ева
"Легко над фильмом плакать и вздыхать..."
Стихи Лены из пьесы «Осенние вольнодумцы»
Стихи Мити из пьесы «Умфолози»
Песнь Михеева
Грибные дожди
Отец
Колыбельная
Северная история
Осень в учительской
Наш дом
"Так вот, с чего всё началось..."
Девчонка из ТЮТа
Старый ТЮТовский гимн
Это хорошо
Порядочные дети
Прозрение короля
Притча о детской драматургии
Лето
Весенняя песнь
Зимний вальс
Петров — моя фамилия!
Золушка
А и Б сидели на трубе
Мой неразлучный класс
Песенка фантазёра
Песенка акробата
Песенка почтальона
Песенка солдата
Мой «Зеркальный»
Детство
Деревенские мушкетёры

Я средний, незаметный педагог…

Я средний, незаметный педагог,
И рост мой не высокий и не низкий.
Как тысячи других, веду кружок —
Пятнадцать человек по списку.

И каждый вечер, жертвуя собой,
не требуя наград и обелиска,
я мужественно принимаю бой
пятнадцати ребят по списку.

У каждого из них свои дела,
кто русский завалил, а кто английский.
И требуют тепла, тепла, тепла
пятнадцать человек по списку.

Пятнадцать душ и столько же сердец,
сперва далеких, постепенно близких.
Они меня измучили вконец,
пятнадцать человек по списку.

И умер я. И мне нехорошо
в могиле неухоженной и низкой.
И думаю: «Хоть бы один пришел!
Ведь столько было их по списку!»

Подумал — и от радости прирос
к могиле неухоженной и низкой —
стояли надо мной с букетом роз
пятнадцать человек по списку.

И я воскрес!
Надел свое пальто.
И зашагал дорогою неблизкой.
Я вас не променяю ни на что,
пятнадцать человек по списку...

Баллада о театре

Дождь упал на шляпы с крыш,
тучей встал на горизонтике,
люди мокнут у афиш —
словно парашюты, зонтики.

— Театр, граждане, закрыт, —
швейцар котом ленивым жмурится.
Закрыт,
а очередь стоит,
мокрая, как улица.

Ах, зима, зима, зима,
интересная картиночка —
в белом инее дома,
а они в одних ботиночках.

— Театр, граждане, закрыт, —
швейцар котом ленивым жмурится.
Закрыт,
а очередь стоит,
длинная, как улица.

Не сказка это, это быль,
обманывать не будем —
в одном театре случай был,
рассказывали люди.
Когда погасли фонари,
и зал притих мгновенно,
пожарник выкрикнул: «Горим!» —
и бросился на сцену.

— «Погибли», — ускоряя бег,
пожарник тихо стонет.
Глядит — на сцене человек,
и сердце на ладони.
Пожарник шепчет: «Упаси
нас, боже, от расплаты.
Товарищ, сердце погаси,
ты мне спалишь театр!
Сейчас же прекрати огонь!»
А человек смеется.
И сердце жжет ему ладонь
И, как живое, бьется.

Горело сердце, как свеча.
Сгорают свечи быстро…
А каждый зритель уносил
Его живые искры…
Так повелось из века в век,
так повелось искони:
театр — это человек
и сердце на ладони.

Потому, когда зима,
интересная картиночка:
в белом инее дома,
а они в одних ботиночках.

— Театр, граждане, закрыт, —
швейцар котом ленивым жмурится.
Закрыт, а очередь стоит.
Вечная, как улица.

Адам и Ева

В раю неспокойно.
По райским садам —
тревожная новость:
Уходит Адам.
Создатель надулся,
молчанье храня.
Печальная Ева
стоит у плетня.

— Послушай, Адам,
не ходи далеко,
здесь птичье ты пьешь
по утрам молоко,
сиди себе тихо,
на лютне играй,
послушай, Адам,
здесь не жизнь, а рай.

Адам улыбнулся,
поправил рюкзак:
— Наверное, Ева,
Адам твой чудак,
но жить надоело мне
в райском тепле,
я просто хочу
побродить по земле.

— Адам, оставайся,
Адам, подожди,
там осенью льют
проливные дожди,
там так одиноко,
послушай меня,
ни дома, ни друга,
ни ночью огня.

Адам улыбнулся,
поправил рюкзак:
— Наверное, Ева,
Адам твой чудак,
Пустая планета —
шаром покати —
но должен по ней
кто-то первым пройти.

Там стужа…
Адам, одевайся теплей.
Адам, ты погибнешь
один на Земле.
Адам,
я тебя никому не отдам,
я тоже пойду
за тобою, Адам!

Создатель сидел
у библейской реки
и думал,
откуда в раю чудаки?
А двое,
по звездной дороге
пыля,
шагали туда,
где мерцала Земля.

* * *

Легко над фильмом плакать и вздыхать,
Тревожа кинозала тишину,
Легко чужими лёгкими вдыхать
Горячую экранную войну,
Легко осатанелому врагу
В чужой атаке и в чужом дыму
Чужую грудь подставить на бегу…
А если вдруг придётся самому?

Легко во сне, в лихом и сладком сне
Обледенелый пик завоевать,
Легко на быстроногом скакуне
Над пропастью бездонной гарцевать,
Легко среди пожара не гореть,
Легко косить неправду, как траву,
И даже, если надо, умереть…
А если вдруг придётся наяву?

Когда за друга друг стоит горой,
Стоит без всякой шашки наголо —
Никто из них по виду не герой,
Но им обоим очень повезло.
Оставим романтические сны,
Коней,
Жующих сочную траву —
Сражаться друг за друга мы должны
И не давать в обиду —
Наяву!

Стихи Лены из пьесы «Осенние вольнодумцы»

Я пью из осени, как из любимой чашки,
Не только мед, и горечь тоже пью.
В печи огня веселые кудряшки,
Друзья приходят в комнату мою…

Я так люблю услышать вечерами
Приветливое хлопанье дверей,
Когда приходят следом за друзьями
В мой теплый дом друзья моих друзей…

Стихи Мити из пьесы «Умфолози»

* * *
Я лежу на снегу, я распластан.
В миллиметре от сердца стрела.
Положите на грудь мою пластырь,
чтоб душа из неё не ушла.
Чтоб со мною беда не случилась,
чтоб удобен, обласкан и тих,
я не принял обычную сытость
за предел устремлений людских.
Чтоб я помнил: в потёмках осенних
ходит брат мой, увечен и бос.
Чтобы мог мне уткнуться в колени
лбом усталым задумчивый пёс.
Чтоб я ласковым был с ним и верным,
кров делил и нехитрый обед,
очищая себя от скверны, защищая его от бед.
Если я оборву эти нити,
свой покой и довольство храня,
прокляните меня, прокляните!
Все, кто верил когда-то в меня!

***
Я уходил из дома. Тихо дверь
я приоткрыл, но в нашей душегубке
внимания никто не обратил
на лёгкое, как вдох, движенье двери.
Сидела мать. Погасшие глаза
смотрели не на нас — куда-то внутрь,
как будто в глубине её души
искали то, что умерло когда-то.
Нетрезвый отчим всё перебирал
чужую мысль синюшними губами
и, ощетинив ряд гнилых зубов,
то ли смеялся, то ли тихо плакал.
Мой младший брат единственный из всех
меня увидел у открытой двери
и понял он, что это навсегда,
и ласково кивнул мне на прощанье.
Я уходил из дома. В никуда,
В переплетенье бесконечных улиц.
И только брат одиннадцати лет
смотрел мне вслед печальными глазами.

Песнь Михеева

Где-то в мире
вас кто-нибудь должен
обязательно
ждать
у порога.
И бояться,
что вы не придете,
и, увидев вас,
плакать от счастья.
Чей-то голос
вас должен
утешить.
Чьи-то руки —
обнять ваши плечи,
руки матери
или любимой,
или нежные пальцы ребенка.
И тогда
ничего вам не страшно —
ни разлука,
ни плен,
ни чужбина.
Чьи-то руки
вас любят и помнят,
чей-то голос
зовет издалека...

В этом мире
они неразлучны,
старики
неразлучны
и дети.
Если связь их
когда-нибудь рухнет —
рухнет жизнь
в бездонную пропасть.

Через пропасть
друг другу навстречу
мы идем,
а канат
еле дышит.
Но идем мы,
чтоб соединиться
над зияющей
черною
бездной.
Кто-то в море,
кого-то спасая,
кто-то в пламя
кому-то на помощь.
И пока нам
нельзя друг без друга —
мир стоит!
И ДА ЗДРАВСТВУЕТ
ЖИЗНЬ

Грибные дожди

Облитые солнцем перроны,
грибные дожди вместо слез...
Какие смешные вагоны,
какой голубой паровоз.
Приятель, садись по соседству,
в окно на прощанье гляди —
страна под названием Детство
осталась у нас позади.

В ней каждая тропка знакома:
соседской девчонки глаза,
скамейка у старого дома —
а мы вот спешим на вокзал.
Закройте на миг семафоры,
чудак-паровоз, не гуди...
Будь счастлив, мой сказочный город,
где только грибные дожди.

Отец

Когда я был меньше
любого птенца,
я весь умещался
в ладонях отца,
и легче, чем птицы,
быстрее, чем кони,
несли над землей меня
эти ладони.

Отец молодой
улыбается мне
и руку дает
в незнакомой стране —
тогда у него
начинал я учиться,
как биться за правду,
с неправдою биться.
Я вырос. Мне буря —
игрушка сейчас.
Отец мне едва
достает до плеча.
Но сквозь расстояния,
через разлуку
он мне подает
свою верную руку.

Наверное,
я для него до конца
нисколько не больше
любого птенца.
И снова, как в детстве,
быстрее, чем кони,
несут над землей меня
эти ладони.

Колыбельная

Ночь пришла, закрылись глазки
и у птиц, и у зверей.
По ночам приходят сказки
и стучатся у дверей.
Если ты хороший малый,
если сердцем ты не злой,
ты ночным гостям, пожалуй,
дверь тихонько приоткрой.

Вечно юный Буратино
переступит твой порог,
расхохочется Мальвина
и расплачется Пьеро.
Самые густые краски
без художника пусты,
самые простые сказки
не бывают без мечты.

Сказка только к тем стучится,
кто хорош среди людей,
в сказке ты не станешь принцем,
если в жизни Бармалей.

Ночь пришла, закрылись глазки
и у птиц, и у зверей.
Слышите, стучатся сказки?
Открывайте им скорей…

Северная история

Где льдины плавают легко,
словно в бульоне гренки,
ах, далеко, ох, далеко
живут себе эвенки.

Когда придет нежаркий день,
полярной жизни веха,
эвенк садится на олень
и к девушке поехал.

И не прилечь, и не присесть,
в проклятой тундре мокро,
а девушка одна на весь
национальный округ.

Олень бежал, как паровоз,
как сумасшедший мчался,
а в это время эскимос
с красавицей венчался.

Эвенк убит из-за угла
изменой той крутою —
ну и творятся же дела
над вечной мерзлотою.

Эвенк, эвенк, не вешай нос
и не белей, как стенка...
Всегда найдется эскимос
на бедного эвенка.

Осень в учительской

Желтый лист
в окно стучался,
желтый лист
просился в школу,
одинокий лист осенний
над учительской кружил.
И директор нашей школы,
пожилой и очень строгий,
подошел к окну и просто
гостю форточку открыл.

Желтый лист
упал на глобус,
а потом опять поднялся
и задумчиво кружился
над директорским столом.
И директор нашей школы,
пожилой и очень строгий
как-то грустно улыбался,
наблюдая за листом.

Может, думал он,
что осень,
может, думал он,
что годы,
может, вспомнил тех,
кого он научил и обогрел.
Одинокий лист осенний
на директорской ладони,
припадая к ней всем телом,
алым пятнышком горел.

А директор нашей школы,
пожилой и очень строгий,
на меня взглянул устало,
но ни слова не сказал.
И впервые я увидел,
да, наверное, впервые,
я увидел,
сколько света
у директора в глазах…

Наш дом

Дом стоял. Заря алела.
Пели птицы развесёлые кругом.
Но совсем не в этом дело,
Дело, кажется, в другом.

           Надо как-то
           Так устроить,
           Чтоб уметь по-настоящему дружить,
           И тогда нам ничего не стоит
           Вместе новый дом построить,
           Нарисуем где-нибудь
           И будем жить!

Иногда, бывает, злится
На соседа, понимаете, сосед,
И тогда, как говорится,
Крыша есть, а дома нет.

Если друг шагает рядом,
Ничего на белом свете нипочём.
И большим и малым надо
Друга чувствовать плечо.

Так вот, с чего всё началось…

Так вот с чего всё началось:
Весна, апрель, двадцать второе.
Тогда мы вбили первый гвоздь,
А остальное — наживное.

Матвей Григорьевич сказал:
— Ребята, дело непростое.
Нужны горящие глаза,
А остальное — наживное.

Пошли. Ни пил, ни молотка.
Хоть плачь, хоть доски режь рукою,
Но ничего, была б рука,
А остальное - наживное.

Идем неделю или две.
Вопросов — тьма, и нет покоя.
Была бы вера в голове,
А остальное — наживное.

Вот так идем через года
И до сих пор никто не ноет.
Нас было двадцать пять тогда,
А остальное — наживное.

Мы постараемся успеть
Весь мир зажечь своей мечтою.
Хотел бы кто-нибудь гореть,
А спички - дело наживное.

Девчонка из ТЮТа

На Невском стоял, в полушубки одетый
И в разные шапки народ.
Смотрите, смотрите, вы видите, это
Девчонка из ТЮТа идёт.

А в зрительном зале
Все зрители встали,
Раскрыв от волнения рот,
Когда увидали, что в зрительном зале
Девчонка из ТЮТа идёт.

Припал к фонарю рядовой осветитель,
Упал монтировщик с высот,
Поделочник крикнул:
Смотрите, смотрите,
Девчонка из ТЮТа идёт.

Мне в жизни не надо особой награды,
Но знаю я, счастлив лишь тот,
С кем рядом, с кем рядом,
По жизни с кем рядом
Девчонка из ТЮТа идёт.

Старый ТЮТовский гимн

Я не знаю, где встретиться
Нам придется с тобой.
Под луной или месяцем,
Под звездой голубой.
Но я знаю, ты со мною рядом,
Вместе нам идти по жизни надо,
Потому что в сердце нет покоя,
Сердце бьется лишь одной мечтою.

И мечту эту с вёснами
Сквозь года пронесут.
В небесах вышьют звездами
Имя гордое — ТЮТ.
Полетит по миру наша песня,
Этой песни нет нигде чудесней.
Если песня ТЮТа где-то бьется,
Значит ТЮТ живет и не сдается!

Если даже нечаянно
С другом встретится друг,
Будет накрепко спаяна
Дружба парою рук.
Среди тысячи людей похожих
Я пойму, что ты из ТЮТа тоже.
Я узнаю по глазам горящим,
По делам большим и настоящим!

Если в дали бескрайние
Нам придется уйти,
Через все расстояния
Вспомни этот мотив,
И в краях далеких и безбрежных
Загорится вдруг огонь надежды.
Если песня ТЮТа где-то бьется,
Значит ТЮТ живет и не сдается!

Это хорошо

Если бы дожди,
Если бы дожди,
Словно поезда,
Шли по строгому графику,
Не было б врасплох,
Не было б врасплох,
Не было б врасплох
Свежим ливнем захваченных —
Это хорошо…

Если б эскимо,
Если б эскимо,
Если б эскимо
Продавали тёплое,
Ни один из нас,
Ни один из нас,
Ни один из нас
Не просил бы две порции —
Это хорошо…

Если бы детей,
Если бы детей,
Если бы детей
Штамповали на фабриках,
Не было б тогда,
Не было б тогда,
Не было б тогда
Беспокойства родителям —
Это хорошо…

Порядочные дети

Порядочные дети
Не виснут на подножках,
Порядочные дети,
Что ангелы твои.
Идут по пешеходным
Проторенным дорожкам,
Порядочные дети —
Помощники ГАИ.

Порядочный ребёнок
Ослушаться не может,
Дорогу переходит
Лишь там, где переход.
К порядочному Коле
Порядочный Серёжа
По красному сигналу
На помощь не придёт.

Порядочные дети —
Краса и гордость наша.
Как вежливы, учтивы,
Красноречивы как!
Порядочному Саше
Порядочный Аркаша
Поставил втихомолку
Порядочный синяк.

Порядочные дети
Не виснут на подножках,
Не то что вы,
Такие-сякие сорванцы!
Идут по безопасным
Проторенным дорожкам
Порядочные дети —
Бескрылые птенцы.

Прозрение короля

Он жил во дворце,
короной играл,
притворные слушал речи,
не видя,
как солнце по вечерам
пьет воду из тихой речки.

За дедовский трон
дрожал без конца,
и не понимал, что люди
дрожат за беспомощного птенца,
пока он большим не будет.

Он жил во дворце,
неправильно жил,
и не понимал упорно,
что весит не меньше
зернышко ржи
сокровищ его короны.

Не тот человек,
кто ловко нанес
смертельный удар оленю,
а тот,
кому самый бездомный пес
уткнулся, как друг, в колени.

Притча о детской драматургии

Пишут наши драматурги пьесы.
Пьесы на волнующие темы.
Ставят в пьесах разные проблемы
для взрослых.
Взрослые уходят из театра,
думая, как это интересно,
что живут на свете драматурги.
А дети?

У детей репертуарный голод.
Драматурги их не замечают.
Или замечают очень редко.
С горя.
Вышел как-то драматург из дома
и увидел странную картину:
Васька Тараканов бил по шее
Петьку.

И подумал драматург: «О боже!
Я пишу для взрослых, а покуда
Васька Тараканов бьет по шее
Петьку.
Напишу во что бы то ни стало
что-нибудь для детского театра,
что— в конце концов, не так уж важно,
лишь бы
бегали по сцене пионеры,
собирали бы макулатуру
и крепили бы на этом деле
дружбу».

Драматург был очень благородный,
отказался даже от обеда
и создал для детского театра
пьесу.
У детей репертуарный голод.
Пьесу ту поставили, конечно,
а сидевший на спектакле зритель
плакал.
Плакали тихонько пионеры,
галстуками слезы утирали,
глядя, как на сцене их представил
автор.

А в антракте этого спектакля
в маленьком фойе еще сильнее
Васька Тараканов бил по шее
Петьку.

Лето

Скажите нам,
Во что одето лето?
Оно во всё зелёное одето,
Из голубых небес его рубашка,
В руке обыкновенная ромашка,
А на ногах у солнечного лета
Видавшие дороги сандалеты.

Скажите нам.
А что такое лето?
Наверное, любое лето — это
И утреннее озеро в тумане,
И трель на пионерском барабане,
И лагерь наш на синем море где-то,
И песня. Что ночным костром согрета.

Да здравствуют
Весна, зима и лето,
И осень, что во все цвета одета!
Да здравствует хорошая погода
И все четыре времени у года!
Отряд наш, верный дружбою согретый,
Среди зимы и в середине лета!

Весенняя песнь

Цвети, наш сад
Прекрасным цветом белым,
Зелёною листвою говори,
И тысячи огромных яблок спелых
Друзьям своим
Дари, дари, дари.

Расти, наш сад
И землю лучше делай,
С ветвей твоих не упадёт слезы —
Ведь мы тебя
Своим укроем телом
От ветра, непогоды и грозы.

Пришла весна
И на моей планете
Опять и хлопотливо и светло.
Весна красна,
Ты всем садам на свете
Неси в ладонях
Солнце и тепло!

Зимний вальс

Вальс, вальс, вальс
Называется Новый год.
Вас, вас, вас
Он тропинками приведёт
В белый сад,
Где под яблоней птичий след,
В зимний сад,
Что в сиреневый пух одет.

           Так красиво
           Запрыгали вдруг воробьи,
           Будто снизу у них пружинки —
           Это первый мой вальс,
           И над садом моим
           Закружились мои снежинки.

В первый раз
Я с трудом узнаю ребят,
Первый вальс —
И послушно притих отряд.
Первый вальс,
Мы тебя не забудем, нет,
Первый вальс,
Белый сад и тринадцать лет.

Петров — моя фамилия!

Позавчера сидели мы на сборе.
Вожатый речь большую говорил.
Чтоб были мы добры, как Белкин Боря,
Прилежны, как Романов Гавриил,
Как Маша Барабанова, послушны,
Как Рита Ковальчук, внимательны,
Как Саша Иванова, простодушны,
Как Лена Балалайкина, умны,
Как Вера Парамонова, опрятны,
Как Гена Недоеденов, чисты,
Как Волкова Наташа, аккуратны,
Как Галя Горемыкина, просты…

           Не хочу.
           Не хочу.
           Не хочу,
           Не хочу, как Рита Ковальчук!
           Как Романов, Барабанов,
           Парамонов и Антонов,
           Не хочу,
           Не хочу,
           Не хочу!
           Помочь вожатому готов,
           Ценя его усилия,
           Но кто же будет, как Петров?
           Петров — моя фамилия!

И снова соберёмся мы на сборе,
И вновь вожатый наш заговорит,
Чтоб были мы добры, как Белкин Боря,
Прилежны, как Романов Гавриил,
Как Маша Барабанова, послушны,
Как Рита Ковальчук, внимательны,
Как Саша Иванова, простодушны,
Как Лена Балалайкина, умны,
Как Вера Парамонова, опрятны,
Как Гена Недоеденов, чисты,
Как Волкова Наташа, аккуратны,
Как Галя Горемыкина, просты…

           Не хочу,
           Не хочу,
           Не хочу-у-у-у-у!

Золушка

Давным-давно молва пошла,
что в царстве тридевятом
девчонка Золушка жила,
жила-была когда-то.
Весь день у старенькой плиты
крутилась, словно белка,
а ночью чистила котлы,
ухваты и тарелки.

Но скоро слухи поползли,
что с Золушкой сравниться
ни в чём буквально не могли
жеманные сестрицы.
На свете нет её милей —
и вот из-за границы,
летят сто десять королей
и двести двадцать принцев.

Один ей руку предложил
и папино наследство,
другой всё плакал, что прожил
безрадостное детство.
Шумят, короны ей суля,
толкаются у двери —
она не верит королям
и принцам не поверит.

И вот из-за далёких рек
в сиреневой рубашке
пришёл весёлый дровосек —
и сердце нараспашку.
Пришёл, у старенькой плиты
поставил топорище…
С тех пор чумазые котлы
в два раза стали чище!

А и Б сидели на трубе

Жил да был чудак на свете,
он совал повсюду нос,
задавал большим и детям
неизменный свой вопрос:
где-то, мол, труба стояла,
там сидели А и Б,
А упало, Б пропало,
что осталось на трубе?

Вчетвером урок срывали,
хохотали вчетвером,
вчетвером домой удрали,
но как только грянул гром —
в стороне один остался,
двое замкнуты в себе,
а четвертый отдувался —
что осталось на трубе?

Едет дядя на трамвае,
не берет, и всё, билет.
Осторожно намекаю:
дядь, вы честный или нет?
Дядя взял меня за ворот,
притянул меня к себе —
ворот до сих пор отпорот —
что осталось на трубе?

Он, по-вашему, невинен,
глуп, по-вашему, вопрос?
Как-то нашей Антонине
задал я его всерьез.
Близких родственников срочно
завуч вызвала к себе...
С той поры я знаю точно,
что осталось на трубе.

Мой неразлучный класс

Прохожие друг другу уступают
И ласково оглядывают нас,
Когда по школьной улице шагает
Мой верный класс,
Мой неразлучный класс.

Припев: Друзья тебе протягивают руку —
               И в мире нет дороже ничего.
               Ведь самая прекрасная наука:
               Один за всех,
               И все за одного!

Мы вместе и за партой, и в походе,
Друг другу помогали мы не раз.
В любой беде на выручку приходит
Мой верный класс,
Мой неразлучный класс.

Припев.

Из детства улетим мы, как из дома,
Но словно старой дружбою гордясь,
Лишь только позовёшь, придёт на помощь
Мой верный класс,
Мой неразлучный класс.

Припев.

Песенка фантазёра

Как-то падал я с луны,
С тёмной, правда, стороны,
В темноте бежал
И оступился.
Всё уж, думал, пропаду,
Но за яркую звезду,
За звезду
Штанами
Зацепился.

Ехал я на рысаке,
Вижу —
Лев невдалеке,
Зарычал
И на меня пустился.
Я, не двигаясь в седле,
Говорю:
- Я тоже лев!
Только ты небрит,
А я побрился…

Тех,
Кто мне кричит:
- Наглец!
Тех,
Кто мне бросает:
- Лжец!
Я, сказать по совести,
Жалею.
Если я привру слегка,
Не судите чудака —
Жить со мной на свете
Веселее.

Песенка акробата

Когда шагаю по канату,
Дрожит, как ниточка, канат.
Сорваться стоит акробату —
И он уже не акробат.

Но я иду, как по асфальту,
Как вы идёте по земле.
Знакомо мне любое сальто,
Включая сальто — мортале.

Я акробат, а это значит —
Арена цирка мне мила.
Я прыгаю по ней, как мячик,
И складываюсь пополам.

Песенка почтальона

Носит письма
Почтальон,
Телеграммы.
Почтальон,
Бандероли,
Почтальон,
Переводы,
Почтальон.
И кричит его район:
— Молодец наш почтальон!

Вдруг свалился
Почтальон,
Расхворался
Почтальон,
Пьёт лекарства
Почтальон,
Ставит банки
Почтальон.
Зашушукался район:
— Не годится почтальон!

Рассердился
Почтальон,
Двери запер
Почтальон,
Бросил сумку
Почтальон:
— Больше я не почтальон!
Зарыдал его район:
— Извини нас, почтальон…

Рассмеялся
Почтальон,
Сбросил банки
Почтальон,
Снова в форме
Почтальон,
Снова с сумкой
Почтальон.
И кричит его район:
— К нам вернулся почтальон!

Песенка солдата

Хочу — иду,
Хочу — присяду,
Солдатский путь далёк.
Звенит — позвякивает рядом
Походный котелок.

В машине ехать неохота,
Шагаю прямиком.
На то я, братцы, и пехота,
Чтобы ходить пешком.

Хочу — поем,
Хочу — не буду,
Подумаешь, беда.
Она найдётся, братцы, всюду,
Солдатская еда.

Когда совсем в желудке пусто
И завтракать пора,
Варю я щи не из капусты,
Варю — из топора.

Хочу — посплю,
Хочу — не буду,
И в солнце, и в метель,
Она найдётся, братцы, всюду,
Солдатская постель.

Мне небо вместо одеяла,
Подушки — облака.
Болезней словно не бывало.
И не болят бока!

Мой «Зеркальный»

Белобрысый паренёк
По дороге топал дальней.
- Эй, куда ты, паренёк?
- Я иду в «Зеркальный».
Чтоб рассвет его встречать,
Чтоб воды его напиться,
Потому что по ночам
Мне «Зеркальный» снится.

Припев: У моря синего есть «Артек»,
               Заманчивый, дальний,
               Только я знаю —
               Не променяю
               На него родной «Зеркальный».

За парнишкой шёл отряд,
По дороге топал дальней.
— Ты куда идёшь, отряд?
— Я иду в «Зеркальный».
Чтоб рассвет его встречать,
Чтоб воды его напиться,
Потому что по ночам
Мне «Зеркальный» снится.

Припев.

Красногалстучный актив
По дороге мчался дальней.
— Ты куда спешишь, актив?
— Я спешу в «Зеркальный».
Чтоб рассвет его встречать,
Чтоб воды его напиться,
Потому что по ночам
Мне «Зеркальный» снится.

Припев.

Детство

В нашу страну
Залетает лишь радостный ветер,
Злые ветра
Облетают её за версту.
В нашей стране
Постоянно прописаны дети,
В наших садах
На деревьях улыбки растут.

В нашей стране
Нет замков, наказаний и клеток,
Дрозд озорной
Целый день на свободе поёт.
В нашей стране
Наши фабрики варят конфеты, в нашей стране
Клеит фантики главный завод.

Нам — города,
Нам — и полные солнца долины,
В нашей стране
Запрещается слово «война».
Нам не нужны
Не простые, ни кислые мины,
Всё потому,
Что людьми так любима страна.

Деревенские мушкетёры

Они росли в краях смоленских,
В краях смоленских родились,
Три мушкетёра деревенских —
Атос, Портос и Арамис.

Читали трёпаные книжки
И сизарей гоняли ввысь
Те деревенские мальчишки,
Атос, Портос и Арамис.

Когда сердца полны отваги,
Когда в ночном горят костры,
То и берёзовые шпаги
По-настоящему остры.

Газеты нам не сохранили
Мальчишек этих имена.
Они бы жили,
Жили,
Жили!
Но под Смоленск пришла война.

Война, война…
Кто помнит дату,
Когда в атаку поднялись
Три мушкетёра,
Три солдата,
Атос, Портос и Арамис.

Ах вы, безусые ребята,
Какой у вас короткий век —
Три мушкетёра,
Три солдата,
Как сизари, упали в снег.

Их имена для мира святы,
И мы их памятью клялись,
Что будем жить,
Как те солдаты,
Атос, Портос и Арамис…